Лу, дорогая, и я постигаю, не думай, всё наше то-сё,
И если ты выйдешь из кожи, мы будем как есть похожи,
Ведь я держусь, как и ты, и земля как-то к небу несёт,
А в прочем всяком ты - та же и я - тоже.

Вот ты говоришь память, швыряешь в плей-лист nostalgie
И, мало помня картину, вяжешь сюжет кракелюрам.
Я эксгумировал свой почтовый, накликал ноябрь ( Read more... )

Солнце, я давно не писала и вряд ли жила, пока вымирала секвойя.
Знаешь, нас с тобой было то много, то мало, но только не двое.
Двое - это деревья-мамонты, им страшнее огня топорик.
Я пишу, потому что ищу нащупать в себе наш дворик
И чуть-чуть потому что на свете свет мне горяч и горек.
Ты такой был солнцеоткат, солнцеложь, мол, девчонок в плаванье не ( Read more... )

Разве не вылитый чужанин?
Выскочу-выпрыгну, как меланин,
Вылечу приступы седины
Кожаной светлой ладошкой,
Выучу и забуду,
Как без труда не поймать блесны,
Как подойти легко и кошко
Первоосенним бабьим бунтом
В нервнобольные сны?

Паника памяти. Держи. Держись.
Это тебя прошивает жизнь.
Эта сажает тебя на иглу,
Гонит свой капельнишный озон
В пластиковые вены.
( Read more... )

Это последнее из горьких писем Лу.
Впрочем, тебя и сладкого не лишали.
Кто это там пристыл к твоему стеклу:
Бабочка Мнемозина-зима, душа ли?

Вот и беги в свой солнечный Недостан
Прочь из химических сред, где взвесь и битум.
Брось эти все отсутственные места,
С ними ещё никто не умел быть квитым.

С ними с горы несётся не вакх, но босх.
Аэрофлот не спасибей ( Read more... )

Если, жаждой томим, ты хоть дважды покинул оазис,
Не купившись на все эти аппиевы quo vadis,
Или что-то тому неподобное, здравствуй, герой,
Потому - здесь сойдёт ненаглядным неладный покрой.

Если ты не замечен в привычке бледнеть, чароваться,
За здорово - живёшь, за счастливо - готов оставаться,
Оставайся, но припоминай себе про уходя.
За спасение будет ( Read more... )

Здравствуй, считаю долгом выпросить о прощенье, если сквозь шторм пробьётся мертворождённый зуммер,
Странствуй, печальный рыцарь, образа не жалея, бей цветники, осколки - мне вещество к безумью.
Я прибываю завтра с той стороны залива, что у тебя на карте стёрта, а карта - бита.
Только слепые волны снова рождают пену, зря у неё большое прошлое Афродиты ( Read more... )

Нет, я не помню, какой был день от рождества, я - ночь.
Перерождаясь, стеклом к стеклу вызвоним: «Счаствуй, Лу»,
Пусть у тебя всегда рыдает небо, такое - в-точь,
Словно его не подстрелят вчера, не подадут к столу.
Счастье моё, сороконожка, хромая на двадцать неправых ног,
Я остаюсь на продлёнке, короче, иди ко мне,
Сядь, улыбнись, откройся, ведь всё, что ( Read more... )

Знаешь, женщины… знаешь, слоны не забывают обид.
Сушат в старых страницах слёзы и всякий другой неликвид
Чувствочувств. Их ма-а-асенький, комнатно-тапочный Неевклид
Всё-то шалит, сыплет бусами памяти, в общем, тот ещё зверь,
Хоть и слон, казалось бы, а попробуй сказать ему дверь на дверь.
Ты таков же, твоё от винта - ложное небо, финт:
Смотришь себя, ( Read more... )

А теперь, пожалуйста, замолчи и послушай: не прилетят грачи.
От души души, только не мельчи. Тридцать лет и три я лежал в печи,
Так и не согрелся и выбился прочь из сил.
Я простой бессмертный, бог-дед. Бог - глух. С годовым балансом старух/прорух
Коротаю ночи и дни - главбух,  да и только. И только порезан слух
Битым блюзом, которого я не просил.

От ( Read more... )

Анемия высокого - это все дороги ведут в небесный собес.
Ты похож на новое небо, высочайшее, безвоздушное из небес,
И поскольку я тебе дом, я не потерплю побед,
Допиши до точки, дойди до ручки, сойди на станции «Нет».
Точка пишется так: C’est la vie, ma petite, c’est la vie.
Уходящий под утро берёт общак мировой любви.
Дальше не подлежит переводу, но ( Read more... )